В теплую Японию. Часть 2 – Япония безбашенная
В теплую Японию. Часть 2 – Япония безбашенная
Сегодня мы публикуем продолжение рассказа о поездке в Японию Олега Валентиновича Чернышенко, с началом которого вы уже имели возможность ознакомиться на прошлой неделе. Пришло время узнать, с какими ещё приключениями пришлось столкнуться автору нашего повествования, и какая она – Япония безбашенная?
Очередное утро одиннадцатидневного марафона беспрерывных прыжков. Все как обычно: выехали из офиса в семь, разбили старт, сидим маемся ничегонеделанием в ожидании пассажиров. Они не заставили себя долго ждать. Из въехавших на парковку машин потянулись люди. Мы разглядываем их, считаем количество, прикидываем возможных проблемных клиентов. Внимание привлекла семья – папа, мама и дети — мальчик и девочка, на вид не старше 10 лет. Ну, дело житейское – семья приехала на дроп-зону. Папа или мама прыгнет, может, и оба прыгнут по очереди. Брифинг закончен, деньги начинают пересекать прилавок манифеста.
На мониторе появляются имена пассажиров и тандем-мастеров. Эта самая семья уходит к грузовику за прыжковыми штанами. Слышу голос Макса: «Олег, иди сюда». Обхожу грузовик манифеста и иду к циновке, на которой разложены пассажирские подвесные системы. Вижу Макса, что-то объясняющего детям той самой семьи. Макс поворачивается ко мне и показывает на мальчика.
– Это твой пассажир.
– Ты, наверное, шутишь!!! – выдавил я, наконец, справившись с шоком и умудрившись закрыть распахнутый от удивления рот.
– Какой в Японии минимальный возраст для прыжков, и сколько лет этим детям?!
– В Японии нет ограничения по возрасту. Ограничение одно – пассажир должен быть роста достаточного, чтобы подвесная система было подогнана…
Я стою с разведенными в стороны руками – ну прямо немая сцена из «Ревизора». Ничего, кроме «Япона-мать», на ум не приходит. О чем думают родители?! Но наше дело инструкторское – сказали «Прыгать», значит – прыгаем. Начинаю искать самую маленькую подвесную систему, но Макс уже захватил её. Беру следующую и начинаю снаряжать своего пассажира. Подходит мама и делает фотографии. Руки делают привычное (хотя это слово не очень применимо в данной ситуации) дело, а в уме носятся мысли, все разные:
– Надо подвеску поплотнее подогнать…
– А как подгонишь, если меньше меньшего уже не сделаешь?…
– А что, если пацан запаникует на выходе, в свободном падении или под куполом?…
– Не дай бог отказ или что-то на приземлении, меня же родители съедят как сашими…
– Господи, ну почему мне?!…
– Не-е, это невозможно!!! Скажу кому, так ведь не поверят…
Подгонка подвески закончена. Маленький самурай дает стандартный хай-файв. Наконец узнаю, что молодого человека зовут Риюске и ему 9 лет (?!!!). Мама делает фото.
Иду готовить парашют. Прыжковый день крутится в своем ритме, и манифест отправляет нас к взлетке (прыжки без выключения). В процессе выдвижения (а надо пройти метров 200) понимаю, что прыгает вся семья! Не-е, но таких оторванных родителей надо поискать!
По дороге к взлетке нас перехватывает фоторепортёр, который крутится уже какой день на дропзоне, и делает несколько снимков этой странной семьи. Нам с Риюске достался №4. Первым будет выходить папа, потом сестра Риюске, потом мама, ну и мы крайние. Внимательно слежу за своим пассажиром, но явных признаков страха или стресса не замечаю. Пацан, я бы сказал, с интересом смотрит в окно. Пытаюсь заговорить с молодым человеком, но скудность моего японского и застенчивость Риюске сводят на нет все мои усилия. «Портер» гудит своей турбиной и шустро набирает высоту. Пилот говорит что-то видео оператору, сидящему на кресле второго пилота, повернутом задом наперёд, и тот поднимает указательный палец — минута до точки выхода.
– Stand by! – дверь сползает в кабину, врывается поток воздуха и гул двигателя. Колесо шасси смотрится странно на фоне почти четырех километровой бездны, на дне которой макетом смотрятся реки, рисовые поля, дороги и дома… Обычно пассажиры в этот момент осознают серьезность происходящего и начинают голосить Yabai! (что-то типа «охренеть»), Kwai! (страшно) или голосят «А-а-а!». Наша семья не явилась исключением, но, надо отдать всем её членам должное – кричали они скорее от удивления, чем от страха.
– Exit! – папа успевает похлопать дочку по плечу и пожать руку маме перед тем, как тандем-мастер повернул его к обрезу двери, и они исчезли из виду. Сестра вместе с её инструктором пересаживается со скамейки на обрез двери. Вот он – пробный камень! Дети, особенно, девочки любят визжать, и сестра Риюске выразила свои эмоции в традиционном духе. Но, я бы сказал, что это было проявление скорее восторга, чем ужаса. Также пожав руку маме, сестра со своим инструктором покидает призрачную твердь аэроплана. Вот и мама, помахав рукой Риюске, исчезает в проеме двери.
Как сказал персонаж фильма «На войне, как на войне», «Ну, итить, так итить…». Мы с Риюске двигаемся по скамейке к переднему обрезу двери. Молодой человек пока ничем странным себя не проявил. Вот мы сели на обрез. Риюске делает все, как я ему сказал. Он повисает на мне, я смотрю в объектив камеры на левой руке, и мы покидаем грохочущий «Портер». Технически выход с таким маленьким пассажиром не представляет проблем. Вопрос в том, как поведет себя маленький парашютист. Бросаю дрог и хлопаю по плечу Риюске. Тот продолжает смотреть вниз. Опускаю руку с камерой ниже, чтобы его лицо попало в кадр, а правой показываю парню большой палец. Тот в ответ оттопыривает большие пальцы на обеих руках. Он взмахивает предплечьями, показывая, как ему все нравится. Пока все нормально и даже рутинно. Стрелка высотомера приближается к отметке 5 тысяч футов. Пора и открываться. Дергаю тросик освобождения дрога- провал, и нас сажает в вертикальное положение. Так, теперь открытие. Переношу взгляд вверх, слежу за наполнением, держа руки на петлях строп управления. Слава богу, купол наполнился нормально.
Теперь осталось приземление. Поздравляю Риюске с его подвигом. Объявляю его «Смелейшим мужчиной» (а ведь и правда смелый). Спрашиваю молодого человека, понравилось ли ему. Он кивает – эмоции прыжка так и не вытравили застенчивость. Мы без особых приключений снижаемся. Разгоняю купол перед приземлением, и он вознаграждает нас хорошей подушкой.
Делаю пару шагов и опускаю Риюске на землю – все, приехали! Приключение закончилось благополучно! Отстёгиваю крючки подвески, снимаю с Риюске подвесную систему и отправляю его на встречу с папой, мамой и сестрой. Бросив парашют на укладочный квадрат, вынимаю карту памяти из камеры, беру сертификат и иду к счастливой семье.
– Риюске-сан – смелейший из смелых! Ты стал парашютистом! Поздравляю! – с традиционным японским поклоном вручаю сертификат смущенному маленькому самураю. Мы смотрим видео, и я прощаюсь с этой, без всякого преувеличения, причудливой семьей.
К сожалению, по правилам «Скайдайв Фуджиока» пассажир получает видео прямо на карте памяти. По этой причине я не имею других доказательств правдивости моей истории. Я продолжаю думать о Риюске: как скажется это прыжок на его здоровье и его судьбе, повлияет ли на выбор профессии и т. п. Также меня удивляет его семья. Как родители, особенно мама, согласились на такое приключение?
Все-таки японцы безбашенные, наверное, даже больше чем русские.
«Этау» или «Скайдайв Свинарник»
К концу августа жара и влажность пошли на спад. Нескончаемая вереница безоблачных дней подошла к концу. Появившиеся облака принесли дожди. Жена несколько раз присылала ссылки с сайта американской Атмосферной и Океанической Администрации, где были выложены траектории движения тайфунов. Они должны были испортить нам погоду, но, каким-то чудом, все обходилось, и мы прыгали как ни в чем не бывало. Но, видимо, пришло время отчитаться за все везения («Долго же я вас по всему свету собирала…»(С) ). В воскресенье, 7 сентября, подошли облака, и начал ощущаться дождь почти сразу после выхода. Прыжки пришлось остановить, старт свернуть и отправиться домой. Моросящий дождик за окном перешел в нормальный, потом в достаточно сильный дождь. Очередная ссылка с метеосайта донесла информацию о тайфуне «Этау», который должен был пройти чуть западнее Токио. На Сайпане при объявлении положения
«Тайфун-1» отключается электричество. Но Макс успокоил меня- отключения не будет. Осталось запастись пивом и прочими, необходимыми для борьбы со скукой, запасами.
Ночью я проснулся от гула ливня по крыше – все, как и положено при тайфуне. На следующий день ливень не взял ни одного перекура. В обед Макс извинился за то, что не передал нам сигнал об эвакуации, пришедший на его сотовый. Но я согласился с его решением, принимая по внимание наше расположение на втором этаже. Я удивился тому, что у офиса стоял трейлер с аэродрома, но не более того (а ведь это был знак). На четвертый день ливень ослаб до дождя, облака стали чуть светлее – что же, к субботе погода может наладиться. И тут Макс доводит до меня новость, что аэродром затоплен, и уровень воды поднялся на 9 метров. Я отнесся к этому с некоторым скепсисом, но даже если не 9 метров, а меньше, прыжки в наступавшие выходные шли коту под хвост. М-м-да-а! Ситуевина. Я-то так рассчитывал подзаработать, а здесь сидишь и проедаешь свои кровные, и сидеть придется практически всю следующую неделю. От безделья я начал слоняться по округе. Оказалось, что мы живем в этакой Маленькой Голландии. Я уже писал о дамбах, через которые мы переваливали по пути на аэродром. Когда я поднялся на ближайшую дамбу, передо мной открылась полностью затопленная равнина. Футбольные, крикетные и гольф поля, мимо которых мы проезжали, были под водой. Тут до меня дошло, что Макс, если и приврал, то немного.
– Когда эта вода уйдет, когда начнем прыгать и начнем ли вообще – рой мыслей, одна унылее другой, вертелся в моем уме. Но на следующий день вода чудным образом отступила. Макс сказал, что мы попытаемся работать в субботу. Ну, это была весьма положительная новость!
Неделя без прыжков, поломка самолета «Токио Скайдайвинг Клаб» и хорошая погода обещали поток клиентов, способный компенсировать почти двухнедельное безделье. В субботу около офиса собрались местные инструктора. Все они предусмотрительно были обуты в резиновые сапоги. Макс сказал, что мы, русские, можем сидеть дома. Если аэродром в нормальном состоянии, за нами пришлют машину. Через пару часов вместо машины явился Макс и сказал, что на аэродроме настоящая жопа. Два комка глины, в которых с трудом можно было распознать кроссовки Макса, были наглядным подтверждением. Значит будем начинать в воскресенье.
На следующее утро я, учитывая судьбу прыжковых кроссовок Макса, положил в рюкзак пластиковые пакеты и скотч.
Наш внедорожник на пониженной передаче прополз по сплошной жиже, в которую превратился въезд на аэродром, и нам открылась унылая картина: поле покрыто почти жидкой глиной, место старта скрыто под слоем соломы и веток, оставленных отступающей водой.
– Что это такое! Мы что, вправду будем прыгать вот в это?!!! Как до этого можно было додуматься?! Не-е, это невозможно! – мы с недоверием оглядывались по сторонам и друг на друга.
Однако, машина должна была уходить по делам, и нам нужно было выйти. Вступаю в колею и пытаюсь добраться до кучи топляка из соломы под деревьями. Колея уходит в сторону, мне приходится наступать в следы, оставленные вчера местными инструкторами. Неуклюже перешагиваю, брезгливо, как кот наступивший в лужу, поддергивая ногами. Я и Альберт, второй русский инструктор, стоим на куче соломы, тоже весьма грязной, и с недоверием осматриваемся вокруг. Местным легче – они в сапогах. Но и им непросто шагать по густой глине. Достаю пластиковые пакеты, покрываю ими кроссовки и закрепляю скотчем (знай русскую смекалку!).
Японцы притащили лопаты и начали отбрасывать глину. Получалось это не очень – глина приставала к лопатам. Стали подъезжать местные спортсмены и инструктора, подошел наш пилот – Паскуале. На все лады и на всех языках мы обсуждаем одно: работать в такой грязи – это полное сумасшествие! Вот и белый грузовик с манифестом, натужно ревя, прополз метров 50 по жиже и встал.
– Ну, и что?!
Но тут появляется желтый грузовик с парашютами. Он сдает задом и становится почти впритык к задней рампе белого. Завыла гидравлика, открывая борты-навесы. Все так, вообще-то, и должно быть, но не в этом же океане речной жижи!
Нехотя, тщательно выбирая куда наступить, бредем к грузовикам. Ум отказывается воспринимать реальность. А процесс разбивки старта не прекращается. В грязь брошены четыре колеса от внедорожника (Какие диски! Новая резина!). Тут появляется внедорожник с первыми клиентами!
Я не знаю, что подумали эти люди. Неужели их не смутил вид окружающей местности! Нет, не смутил: они прямо из машины переходят на грузовик манифеста по тем самым шикарным колесам. Ну, похоже, от прыжков не отвертеться! Мы стоим и продолжаем зубоскалить на эту тему.
– Ребята, сделайте мне фото, мне ведь никто не поверит!
Шутки шутками, а работа пошла: мы начали накрывать грязь пластиковыми полотнищами, нашли более-менее твердое место под деревьями и начали перетаскивать туда парашюты, чавкая по грязи. От глины исходит запах то ли речного ила, то ли навоза, что сразу напомнило визит на свиноферму. Тут замечаю, что пакеты мои порвались. Стаскиваю их с кроссовок и, махнув на все рукой, шагаю по грязи. Она тут же забивает протекторы подошвы и я понимаю, что мне придется смириться со шматами грязи на ногах.
С разбивкой старта покончено: для пассажиров устроена дорожка от манифеста к покрытой пластиком площадки. Для укладки расстелен стандартный квадрат, поверх которого расстелены новые синие пластиковые полотнища. Сюда можно наступать только без обуви. Приходится доставать очки и высотометр – дело действительно движется к прыжкам!
– Я думал, что русские самые безбашенные, но я ошибался! Японцы нас переплюнули! – ворчу я.
И вот я уже в составе первого взлета бреду к самолету. Нам приходится обходить поле по периметру, где почва не так проваливается. Паскуале продолжает свою серенаду из серии «Это неважно». Осмотревшись по сторонам, понимаем, что единственное сухое (не такое мокрое место) – это взлетка. Решаем, что Паскуале посадит самолет после того, как мы освободим полосу.
Попытка отскоблить глину о ступеньку «Портера» безуспешна – да, чего уж там!
Самое большое приключение прыжка – найти место для приземления. Заканчиваю разворот и понимаю, что мне придется сесть на полоску травы сочно-зеленого цвета. Ловлю «подушку» и понимаю свой просчет – мы скользим по мокрой траве, я чувствую как моя задница выжимает влагу из почвы и собирает вал жидкой грязи, но уж делать нечего. Ребята приземляются буквально в 5 метрах от меня и уходят сухими. Бежать обратно на старт, поперек покрытого жижей поля, нет никаких возможностей. Менеджмент мудро разделяет инструкторов на два взлета. С одной стороны это хорошо – можно без спешки добраться до старта, выбирая наиболее сухие места. Но неспешность не отменяет готовность для следующего взлета. Спешка заставляет мельтешить и переступать с одной колеи или следа на другой. Старт — желанная цель «грязевого» похода. Но, достигнув его, мы не можем расслабляться. Рутину прыжков никто не отменял. Мы только бросаем купола на укладочное полотнище, аккуратно, чтобы не запачкать (по крайней мере, стараемся) снимаем ранцы и подвески и спешим искать пассажиров следующего взлета.
На комки грязи на кроссовках и джинсах приходится махнуть рукой, также, как и на грязь под ногтями.
Стоя на краю взлетки, наблюдаем второй взлет – парни пытаются приземляться на узенькую полосочку более или менее сухой поверхности, шириной метра 4, вдоль зарослей слоновой травы, на кромке летного поля. Мы хмыкаем, типа: «Ну-ну!» и садимся в аэроплан. Опять привычный вой турбины «Пилатуса», теснота, поминания конструкторов «Рейсера», по-детски наивные возгласы пассажиров, при виде вершины Фуджиямы (японцы говорят Фуджи-сан). Дверь опять сползает с проема. Вид заляпанного грязью колеса шасси только обостряет чувство границы между «здесь» и «там».
Дела идут своим чередом: пассажиры галдят «Ябай!», мы делаем последние проверки и толкаем их к двери. Сел на обрез, проверил дрог и крючки пассажирской системы – поехали! Отпадали, раскрылись, покрутились под куполом, теперь ищем сухое место, а вот с этим проблемы. Как и на первом взлете, прилаживаемся на взлетку. Последней приземляется Юка – довольно редкий экземпляр парашютисток: инструктор АФФ, тандем, укладчик и «проча, проча, проча». Юка, видимо, подзабыла, что мы должны освободить взлетку для аэроплана. Паскуале, педант в вопросах безопасности, уводит «Пилатус» на второй круг. Разбрызгивая жижу, к нам несется машина Киоко-сан — хозяйки ДЗ. Эта сухенькая леди изрыгает энергичную тираду на всех нас. Даже без перевода ясно, что нас не благодарят за уход самолета на второй круг. Шлёпая по грязи, нагоняю Макса, и он, наконец, ставит точки над «И» той тирады – никто больше не приземляется на взлетку (?!). М-м-да-а! Дурной пример второго взлета оказался заразительным!
Но, как я уже писал выше, наше дело инструкторское…
На третьем взлете начинаю высматривать места посуше вне взлетки. Действительно, ребята со второго взлета усмотрели относительно сухую полоску земли вдоль стены слоновой травы. Оказалось, что не один я такой умный – прыгнувшие передо мной уже начали прилаживаться на этот узенький клочок земной тверди. Первый и второй купола зашли с классической прямой. Такой маневр всем хорош, но надо внимательно рассчитывать удаление от зарослей травы. Заход третьего показался мне более интересным с тактической точки зрения: инструктор разогнал купол, вышел из разворота подальше от зарослей и начал резать под углом к сухому участку. «Все правильно» — подумал я – «Чтобы не париться с «задену — не задену», инструктор довернет купол на правильный курс перед самым приземлением». Однако, на следующем развороте я увидел этот купол в зарослях травы.
– О-о! Прикол! – заржал я, представив заморочки по выпутыванию купола и строп из плотных зарослей.
Однако, теперь мой черед. Ввожу купол в разворот, внимательно оценивая дистанцию до зарослей. Идея предыдущего инструктора мне понравилась, я тоже выхожу из разворота над жидкой грязью и направляю купол под острым углом к стене слоновой травы. Но, видимо, мой приличный опыт в точности приземления сказался – в процессе выхода на «подушку» (купол летит почти горизонтально, постепенно гася скорость) додавливаю левую стропу управления, мы, выписывая дугу, приземляемся, как раз там, где и надо. Под весом двух тел, летящих вдоль земли со скоростью 4–5 метров в секунду, тоненькая корочка сухой грязи взрывается мириадами мелких осколков, и мы бороздим все ту же грязь своими задницами. Отсоединяю пассажира. Встаем и начинаем отряхиваться. Мы довольно смеемся (я согласно сценарию, пассажир искренне) даем друг другу «хай-файф», своей замызганной рукой жму грязную руку этого смелого человека. Собираю купол и уже привычно чавкаю грязью на пути к посту укладчиков.
Наконец, солнце, утомленное наблюдением всего этого безбашенства, склоняется к горизонту. Парашютисты угомонились, старт собран, одна за одной машины, способные продраться через грязь, увозят народ. Альберт, Макс и я стоим в темноте в ожидании эвакуации. Мы, как штатные инструктора, крайние в этой очереди.
– Слушай, — обращается ко мне Альберт – я весь заляпан. Давай, как приедем, все прыжковое бросим в машинку. Спроси Макса насчет его участия в этом мероприятии.
Макс очень быстро соглашается – со всех нас грязь отваливается комьями.
Вот послышался простужено-хриплый звук «Хайяса» — это «коробчонка за лягушатами».
Минут через 10 мы устало вваливаемся в свою квартиру и дружно устремляемся в ванную комнату – руки такие грязные, что не возникает даже мысли взять ими банку с пивом. С наших рук течет вода цвета кофе, и постепенно им возвращается естественный цвет. Вот теперь можно вскрыть банку «Кирин Ичибан» и сделать несколько жадных глотков. Мы сидим за столом и молча пьем пиво – лепота! Но жизнь напоминает о себе – сбрасываем прыжковое и запихиваем все в стиральную машинку — благо, что она у нас такая производительная! Уже без спешки возвращаемся к столу и лениво начинаем обсуждать прошедший день. Наш интернационал (француз и двое русских) единодушно приходит ко мнению, что японцы чемпионы по безбашенности.
Япония-2
«Уж небо осенью дышало, короче становился день» – даже в Японии октябрь несет прохладу, а дни становятся короче.
Продолжение возможно последует…
